Теология милитаризма
Между пацификой и шовинизмом
Метафизический смысл войны не адекватен гуманистическому пониманию.
«Полагают, что любая война оказывается последовательным уничтожением лучших, способствуя таким образом деградации. Это неполный взгляд, потому что он рассматривает только то, что потеряно из-за исчезновения некоторых индивидов, а не то, что выросло до гораздо большей степени в других из-за военного опыта и в другом случае не появилось бы. Это становится даже еще более очевидным, если мы рассматриваем не древние войны, которые во многом велись элитами, в то время как низшие слои война обходила стороной, а современные войны, которые затрагивают целые вооруженные нации, более того, в своем тотальном характере вовлекают не только физические, но также и моральные и духовные силы, как вооруженных сил, так и мирного населения… демонстрируют возможности отбора, связанного даже с воздушными бомбардировками, в которых испытание хладнокровной, немедленной, разумной реакции инстинкта, направленной против животного импульса подавленности, в конечном итоге решает, кто сумеет получить наибольшую возможность убежать и выжить» (Ю. Эвола, Метафизика войны, Тамбов, 2008, С.65).
С теологической точки зрения война есть невольное жертвоприношение. В древности была известна жертва всесожжения, приносимая от лица народа и за грехи народа. В современном секуляризованном мире роль такой жертвы выполняет война. Жертва- двучастна. Чистая и нечистая, приятная и неприятная Богу, Божия и бесовская. На видимом уровне являясь физическим уничтожением живого, жертвоприношение имеет разные экзистенциальные последствия. Это показано на примере жертвы Авеля и Каина, двух козлов Богу и Азазелю, двух разбойников, распятых одесную и ошуюю Господа. Качество жертвы определяется правильностью разделения или приготовления, проскомидии. «Егда аще право принесл еси и право же не разделил еси» (Быт. 4,7),- говорит Бог Каину. Что разделяется? Честное от недостойного, хромое от здравого, пшеница от плевел.
Веществом жертвы всегда является естество человеческое, в каких бы заместительных формах она не предлагалась, плоти животных, плодов или растений. При том, что жертва и жрец составляют всегда одно целое, образуя на биохимическом уровне некое симпатическое единство, позволяющее говорить о самопосвящении и самопожертвовании самого жреца. «Аз свящу Себе» (Ин.17,19).
В ветхозаветном культе животное, ведомое на заколение, если издавало какой-нибудь звук или проявляло иные признаки беспокойства, не допускалось к жертвоприношению, отделялось от жертвенного стада. В православном богослужении из просфоры для приношения вынимается часть, называемая Агнцем.
Заместительные образы и сени указывают на качество человеческой души, делающее ее годной для жертвоприношения – жертвенность, которая может быть понимаема как согласие на самоумерщвление плоти, плотских или естественных чувств ради духовной синергии, единения с Божественным.
Исследования биохимических реакций организма на ситуацию острого стресса показали различие в состоянии крови испытуемых в зависимости от возможности или невозможности реагировать действием на угрожающую опасность. Экипаж и пассажиры самолета по-разному реагируют на угрозу авиакатастрофы, у первых вырабатывается норадреналин, называемый «гормоном льва», у вторых – адреналин - «гормон кролика» (Л.А.Китаев-Смык, Психология стресса, М.,1983, с.25).
Именно биохимическое состояние крови и является тем водоразделом, который делает жертву приятной Богу или бесам. Жертва Авеля, принятая Богом, есть «священный образец» или архетип синергии человека и Бога, в то время как жертва Каина, совершенная без достаточной самоотдачи, «нехотяще», являет пример человеческой богооставленности, принесения себя человеком в жертву духу зла.
Состояние адреналинового вброса, когда кто-то из вовлеченных в стрессовую ситуацию, не имеет возможности активно влиять на происходящее, носит название «синдрома болельщика».
Современная война с ее информационно-психологической составляющей никого не оставляет безучастным, как один огромный стадион, на котором каждый из собравшихся на трибунах «болеет» за свою команду, по симпатическим каналам подпитывая энергией игроков, окрыляясь победами или впадая в пораженчество.
Участие некомбатантов в военном конфликте напоминает спортивный матч. Психо-физиологическая созависимость фронта и тыла сравнима с «синдромом болельщика». Но война как богоугодное жертвоприношение имеет высший экзистенциальный смысл, не определяемый успехами или неудачами военной кампании, где поражение не отличается от победы.
Теология священной войны основывается на понимании двуединой природы сакрального как экстраординарного потустороннего вторжения (различных теофаний и знамений –богооткровений, оракулов, продигий и т.д.), которые по аналогии с внешней биологической агрессией, можно либо умилостивить, либо отгнать. Так патриарх Иаков в одном случае вступает в борьбу Богом (Быт.32, 24), в другом - воздвигает алтарь для жертвоприношения Ему (Быт.35,14). Агрессивность хищника оцепеняет жертву, а страх жертвы возбуждает хищника. Но иногда бесстрастие «жертвы» укрощает агрессию. По общему убеждению древних, христиане идут на войну не убивать, а умирать, при этом часто выигрывая сражения.
В связи с амбивалентным характером сакрального (чистого и нечистого, гнева или милости Божества) война в древности имела значение культового священнодействия, в котором как победа, так и военное поражение могло рассматриваться в качестве умилостивительной жертвы или сопутствовать ей.
Римская девоция – особый вид жертвоприношения, когда военачальник или кто-либо из воинов, бросаясь в гущу врагов и добровольно обрекая себя на смерть, таким образом приносил себя в жертву богам ради достижения победы над врагом .
«Сплетения благ и зол равным помыслом приемли: и тако пременяет Бог неравность вещей», - говорит Марк Подвижник (О духовном законе, гл.159).
Преодоление ужаса войны возможно только через обретение высшего смысла человеческого страдания.
Другие работы автора: https://rosh-mosoh.livejournal.com/
